=Ластонька=



	Малити. Часть 2
	Последовавшим вслед за нашим "киносеансом" днём я пребывала на каком-то сказочном взводе – каждая мысль или событие напоминавшие мне о существовании в этом мире Малити приводили к лёгкой дрожи в коленках и я чуть прикрывала глаза, чтоб не выдать своего не всегда уместного состояния окружающим. Относительно спокойной была лишь первая половина дня, которая приходилась на мою рабочую смену в группе. Уже многие годы работы в детском садике у меня непреходяще-стойкое ощущение того, что мои маленькие – иноязычные, а то и вовсе молчаливые – существа обладают несравненно большим даром глубинного понимания, чем основная взрослая часть населения планеты. И возня с их застёжками и пелёнками вместе с нянечкой в тот день покачивали меня на каком-то отрешённом от всего, но крайне счастливом острове. Малити утром я видела лишь мельком (мы вполне официально и через "вы" поздоровались в коридоре среди эскортирующих наших чад родителей). И теперь мне в каждом без исключенья ребёнке виделись её проскальзывающие черты. В этой нежащей эйфории я пребывала до самого обеда. Уложив же их всех и сдав свою ясельную тёте Глаше (Галина Ивановна Сенчина, стаж-43), я осталась наедине с самою собой в своём кабинете. И тут вспомнилась ночь… Мои бесплодные попытки уснуть, мои столь же безрезультатные попытки что-то осмыслить, и – итогом – под утро малыш, то есть я в образе снившегося раньше мне малыша. Ох, как же он, то есть я, то есть (мы, что ли…) и смеялись там в этом очень коротком на этот раз сне!.. Я сняла с полки тяжеленный том энциклопедии на букву после "ка" перед "эм"… Уже первые пятнадцать минут общения с бумажным информаториумом привели к пониманью того, что изложенного не хватает ни качеством, ни количеством. И, каюсь, тот остаток рабочего дня я провела не за поиском возможности приобретения новых кроваток во вторую среднюю группу и не за оформлением документации успешно миновавшей реконструкции кухблока. На лежащей передо мной рабочей панель-мониторе в тот день до самого вечера мелькали то древние мифы острова Λεςβος, то современные статьи посвящённые изучению внеочередной женской проблемы, то какие-то крайне увлечённо облизывающие друг друга обнажённые до серёжек девицы. К пяти вечера очень хотелось курить и мастурбировать. Ни того, ни другого я не делала с пятнадцати лет, напрасно, как теперь понимаю, считая себя повзрослевшей и выросшей. Толком ничего объяснившего бы мне моё состояние я в сети не нашла. Близилась вечерняя пятиминутка. Я устранила на мониторе все следы моих страстно-неприкаянных сетевых похождений и к шести часам ничего необычного внешне из себя не представляла. Рядовая короткая встреча воспитательского состава промелькнула в полном служебном соответствии и порядке. Способствовало этому и опоздание на четыре из отведённых пяти Малити – мне не пришлось слишком долго изображать на лице официальное неузнавание. - Вы, Марина Леоновна, задержитесь на минутку? Ваша группа получила коньки, - вполне сносно удалось соврать мне уже вслед расходившемуся педсоставу. И мы остались одни… Я стояла у столика со служебной документацией и, чуть присев на него, следила за описывающим правильные дуги по ламинату носком своего нашпиленного босоножка. Она сидела всего в шаге передо мной, и взгляд её также никак не решался обратиться ко мне, прячась за её приотвёрнутыми загорелыми немного монгольскими скулами в обрамлении естественно бело-пушистых волос. - Малити, мы теперь лесбиянки с тобой… да? Я сама вполне чувствовала какое-то дискомфорт-несоответствие общепризнаваемого термина ситуации, лишь все мои дневные терзания вложились в это проницаное детским юмором определение. - К..кто? Малити жалобно попыталась взглянуть на меня – трудно весь день, похоже, было не мне одной… - Ну это такие создания… рода хомо-сапиенс… женского пола… - я честно пыталась добыть из себя обрывки полученной информации так, чтоб не перепугать дрожащие веки этих карих теряющихся в своей красоте глаз. – Которые любят только друг друга и на всех остальных им хоть с Эйфелевой башни пописять! Я вдруг обратила внимание, что мой белый халатик распахнулся почти что до трусиков, и ножка в смугло-нейлоновом лоске колготок бродит по полу обнажённою практически полностью, а она смотрит на неё с видом лёгкого уклонения от предмета любых разговоров. - Я же… нет… - пребывала Малити в полусне. – Я не только… Я ещё маму люблю… и кота Порфирий Ивановича… и всех… - Я тоже их всех люблю, - вздохнула я. – Но без тебя я, кажется, уже просто жить не могу!.. Сегодня я чуть с ума не сошла, не видя тебя… - Ага, и я… Малити медленно поднимала глаза от моего затянутого в нейлон бедра ко мне. И произошло то, что мы обе пытались, пересиливая себя, отсрочить нашими отводимыми взглядами – в этот раз признание в невероятной нашей любви произошло даже без помощи слов, глаза наши произнесли всё и признались за нас, а затем просто вбросили друг дружке в объятья. «Любовь – это попытка двух тел занять одну точку в пространстве». Данный афоризм из добытого днём был, пожалуй, единственно более-менее близок к выражению внешней стороны взорвавшего нас порыва. Мы целовались, как заведённые, отрываясь только, чтобы успеть вдохнуть переставшего насыщать нас воздуха. Мы блуждали по лицам друг дружки губами и ладонями по нашим ставшим чем-то единым телам. Вечность в цветных потоках переливалась над нами, когда я почувствовала, что Малити почти что сидит у меня на коленке и снова дрожит этими волшебно-безумящими уже меня содроганиями, сильно стискивая моё бедро своими тонкими ножками… - Моя ты лапочка!.. – я чуть задыхалась от вздымающегося навстречу ей и проходящего через всю меня тёпло-нежного чувства. Она подёргала сжимаемой в моих ладонях своей попкой и затихла. Глаза её уже привычно спрятались у меня на груди. - Лидия Корнеевна, за Анечкиным снова задерживаются. Вы не могли бы… Тётя Глаша, чуть опешив, стояла на пороге в мой кабинет. Мы продолжали раскачиваться в неге обвораживающей нас окутавшей ласковой нежности. Я в лёгкой прострации, улыбаясь, смотрела на тётю Глашу и прижимала к себе ещё чуть вздрагивающую изредка Малити за ставшие горячими под белым халатиком плечики. - Мои ш вы хорошие… - слегка слышно охнула тётя Глаша, и на лице её появилась её чуть усталая, но неизменно согревающая всех улыбка, которой она пользовалась в работе, как основным средством достижения всех своих педагогически-ясельных целей. – Вопрос снят - я сама… Тётя Глаша, чуть скрипнув, прикрыла дверь, а я почувствовала, как что-то безумное и прекрасное переполняет меня всю из-под пупка до задохнувшейся вновь груди. Я попыталась ещё раз найти лицо Малити для поцелуя, но она зажмурила крепко-накрепко свои огромные ресницы, закусила губу и всем телом скользнула по мне вниз в какой-то нечаянно-сумасшедшей решимости. Я пришла в себя, потому что: я, оказывается, всё облокачиваясь на столик позади, раздвинула до предела коленки; Малити сидела на корточках между ними с полуоткрытыми глазами и с пылающим в порывах внутренних противоречий лицом. В следующее мгновенье она всем ротиком втиснулась мне под лобок и приникла ко мне в этом невероятном поцелуе через золотисто-тёмный нейлон натянутых до предела колготок. Я, наверное, даже не почувствовала ещё прикосновения её ротика толком, когда всю меня словно сжало и тут же отпустило, а потом затрясло словно в приступе беззвучного смеха. Этот "смех" колотил меня так, что я невольно стискивала плечики Малити своими бьющимися о воздух коленками и надолго забывала дышать… Потом мы шли по ночному зимнему городу раннего вечера, и мало чем отличалась наша прогулка от уже многих таких же других – нам было одинаково тепло говорить друг с другом или молчать. О "приступе" посетившем нас в кабинете мы само собой не произнесли ни одного слова. Просто как-то совершенно само собой получилось так, что шли мы в это вечер не в соседние, а в один и тот же район… =ó> …
		Версия 1.0 2007 - 2009